Версия 01:23, 14 декабря 2010

Гипермаркет знаний>>Литература>>Литература 11 класс>>Литература: Литературный процесс 20-х гг. (В. А. Чалмаев)

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС 20-х гг. (В. А. Чалмаев)  

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС 20-х годов

Народ и революция в поэзии и прозе: этапы становления реализма нового типа. Литературные группировки

Новый подход к оценке Октября и гражданской войны

Долгие годы образ Октября 1917 г., «десяти дней, которые потрясли мир» (Джон Рид), образ, определявший характер освещения литературного процесса в 20-е гг., был весьма одноплановым, одномерным, упрощенным.

Он был монументально героическим, односторонне политизированным. Как и многие скульптурные композиции в городах в честь павших за коммуну борцов, латышских стрелков, красных партизан. Этот образ создавали кинофильмы о штурме Зимнего дворца, о залпе «Авроры», пьесы о «человеке с ружьем», о Ленине в Смольном, открывающем I съезд Советов — новую светлую эру в истории Вселенной, наконец, песни «Взвейтесь кострами, синие ночи», «Молодая гвардия» («В бой, молодая гвардия рабочих и крестьян»). И конечно, «Интернационал» с его суровым величием заклинательных апокалипсических формул: «весь мир насилья мы разрушим», «гром великий грянет над станом псов и палачей», «владеть землей имеем право, а паразиты никогда». Это была ритуальная мелодия для великана, коллективного Прометея, для Мессии. Забыть этот образ, как и романы 20-х гг., запечатлевшие героическое величие эпохи Октября, «Железный поток» (1924) А. Серафимовича, «Разгром» (1920) А. Фадеева, повесть «Ветер» (1924) и тем более рассказ «Сорок первый» (1924) Б. Лавренева и др.,— невозможно, несправедливо. «Это было при нас, это с нами вошло в поговорку»,— могли бы сказать нам тысячи известных и безымянных краснозвездных героев. В том числе — и Великой Отечественной войны...

Сейчас читатель и телезритель знают, что помимо «революции — праздника трудящихся и угнетенных» существовал и иной образ: «окаянные дни» (Бунин), «глухие годы» («восходишь ты глухие годы, о солнце, судия, народ».— писал уже в 1918 г. О. Мандельштам), «роковое бремя»... И еще более резкие, анти-праздничные оценки — «Блевотина войны — октябрьское вeселье» (3. Н. Гиппиус, 29 октября 1917 г.) — и страшные поэтические видения кровожадной развращающей Смуты:

Пулемет... Окончание — мед...                           Пробуравить свинцом народ —
Видно, сладостей он для охочих                         Непомерные, звездные очи...
                                                                                                 (Н. Клюев. «Пулемет», 1918)

Одномерное, парадное представление об Октябре, о смысле и реальностях гражданской войны явно разрушается. Однако не надо жалеть о былой стройности и завершенности. Из истории и литературного процесса уже не изгонишь (без ощутимых утрат) ни тревоги В. Г. Короленко (отраженной в его письмах-протестах против террора, репрессий в 1919—1920 гг.), ни «Стихи о терроре» (1923) М. Волошина, ни «Солнце мертвых» (1923) И. Шмелева о голоде и терроре в Крыму в 1920—1921 гг. И многие бодрые стихи, песни о легендарных походах Первой Конной, о штурме Перекопа будут простым парадом, механическим экспонированием мощи победителей без трагичных картин, созданных «с другой стороны», со стороны побежденных. Скажем, без картины Севастополя 1920 г., расставания с родиной солдат армии Врангеля, запечатленной эмигрантским поэтом Вл. Смоленским:

Над черным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.
Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с севера.
Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом.
И Ангел плакал над мертвым Ангелом...
Мы уходили за море с Врангелем...

Однако важно не одно возросшее богатство картин, образов, жизненных ситуаций Октября и гражданской войны — итог публикаций книги Романа Гуля «Ледовый поход» (1921), громадного романа Петра Краснова «От Двуглавого Орла к Красному знамени» (1894—1921), Николая Брешко-Брешковского «На белом коне» (1922) и т. п. Сейчас, после встреч — на книжной странице, сцене или телеэкране — с юным Николкой Турбиным из «Дней Турбиных» М. А. Булгакова и даже с разного рода кустарно воссозданными «поручиками Голицыными», казачьими есаулами, бросившими страну и коня, мы способны сделать глубоко значимый вывод: а ведь и «побежденные», изгнанные, обреченные на бездомность люди с погонами до самозабвенья любили Россию!

Иван Шмелев в 1924 г. в статье «Крестный подвиг», обращенной скорее всего к будущему, одним из первых сказал о трагическом идеализме десятков тысяч юных офицеров, любивших Россию, преданных либеральными болтунами, оскорбленных «похабным» Брестским миром, общей картиной развала страны:

«То были — не «помещичьи сынки», не «барское отродье», не «контрреволюционеры», не «враги народа»,— как лжецы писали: то были сыновья России. Были среди них казаки и сыновья — купцов, рабочих, мещан, крестьян, дворян — всего народа. Они оставили училища, прилавки, инструменты, косы, плуги, книги, свои стихи, свои надежды — юные надежды! — не без страданья и во имя долга! Пошли искать, добыть Россию. Пошли за честь России, проданной и ставшей им еще дороже — через страданье».

При чутком отношении к мучительным «Окаянным дням» (1918—1920) И. А. Бунина — этим дневникам страшных лет, своего рода исповеди на Голгофе перед разлукой, и в них сквозь револьверный лай, залпы расстрелов, окрики всякого рода микровождей, «углубляющих» революцию, можно уловить ноту глубочайшего страдания, боли, тоскующей любви к России: «Если бы я эту «икону», эту Русь, не любил, не видал, из-за чего же бы я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто? А ведь говорили, что я только ненавижу» («Окаянные дни»).

Больше того. Своего «плачущего ангела» (плачущего над Россией и за Россию) можно обнаружить и в самых злых, кажущихся сплошной «контрреволюцией» статьях И. Шмелева, собранных в книге «Душа Родины» (1967), и в дневнике скитаний сатирика Дон-Аминадо «Поезд на третьем пути» (1954), и, конечно, в «Демонах глухонемых» (1919) М. Волошина, готового молиться «за тех и за других»... Даже ненавистная в известном смысле А. Блоку 3. П. Гиппиус, «женщина, безумная гордячка», создавшая поистине «Черную книгу» (дневник 1911—1921 гг.) смуты, гибели культуры, и та не умещается по одну сторону баррикад. Как и лирический летописец «лебединого стана» (белой гвардии, «первопоходников» Лавра Корнилова на Дону) М. Цветаева.

Замечательный материал для нового подхода: 3. П. Гиппиус то повторяет в «Черной книге» злые оценки Октября либеральной интеллигенцией («Лежим, поруганы и связаны, по всем углам, плевки матросские размазаны у нас по лбам»), то вдруг начинает смирять стихию ненависти, молиться за Россию и народ, заклинать озверение:

Бедная Россия. Да опомнись же. (22 февраля 1917)
Бедная земля моя. Очнись. (23 февраля 1917)
Неужели — поздно?
И вот Господь неумолимо
Мою Россию отстранит.
(4 сентября 1917)

Новый подход к трагической эпохе революции, гражданской войны, к 20-м гг. и литературному процессу этого периода — это собирание всего, что выше, главнее, чище узкокастовых, групповых, тем более разрушительно-утопических пристрастий, догм.

Важно собрать все, что объединяет писателей, даже оказавшихся волей судеб по разные стороны баррикад. Революция и гражданская война — это весьма многомерный, противоречивый процесс взаимоотталкивания и притяжения людей, ломки и становления, сотворения ими родины.

Осмысление событий революции и судьбы России: «Пролетарские культурно-просветительные организации» (Пролеткульт), «Кузница»

Современный читатель, обращаясь к истокам новой литературы — они, между прочим, и в публицистике «Правды», «Известий» 1917—1919 гг., в языке листовок и плакатов, в частушках и песнях, «Окнах РОСТА» — должен усвоить хоть частично язык этой эпохи. Это не так и трудно и одновременно интересно... Так, если мы откроем одну из книг Н. А. Клюева («Песнослов» (1919), «Избяные песни» (1920) и др.), то можем прочесть, скажем, такое обращение «деревни» к «заводу», «крестьянской» музы к «заводской», «избы» к «молоту»:

Мы — ржаные, толоконные.                   Вы — чугунные, бетонные,
Пестрядинные, запечные.                      Электрические, млечные...

Кто эти «мы», имеющие дело с «толокном» (т. е. в избе толченной, немолотой мукой, чаще всего овсяной), с «пестрядью» (т. е. домотканой пеньковой, грубой тканью, идущей на рабочие халаты, шаровары)? Кто эти «вы», живущие среди бетона, чугуна, песен молота, созвучий «шлака и олова», образов млечного пути?

Современникам Н. Клюева и Владимира Кириллова, которому и посвящено это стихотворение, все было понятно. Речь шла о своеобразном соперничестве есенинского жеребенка и паровоза, новокрестьянских и пролетарских поэтов, одного мифа о России с другим.

Как возникли Пролеткульт и «Кузница»?

«Пролетарские культурно-просветительные организации» (Пролеткульт) возникли, как известно, незадолго до Октября. Цель их определялась достаточно громко: «выработка самостоятельной духовной культуры». После Октября тысячи молодых рабочих, ремесленников, людей из низовой России пришли учиться стихотворству, рисованию, искусству театра. Идейным руководителем этой неискушенной молодежи (и даже людей с жизненным опытом) оказался А. А. Богданов (1873—1928), социолог и философ, раскритикованный В. И. Лениным в 1908 г. за отступления от материализма, творец «Всеобщей организационной науки», первого опыта создания современной информатики и кибернетики. Если В. И. Ленин с грустной иронией в адрес одного из вождей Пролеткульта замечал: «Учиться надо автору не «пролетарской» науке, а просто науке»,— то А. А. Богданов сочинял удивительно льстивые предисловия именно к неученым, но «ура-пролетарским» стихотворным книжкам.

Пролетарская поэзия «Кузницы» (1920—1923) — это всецело порождение первого этапа в становлении новой литературы, абстрактно-мифологического осмысления Октября. Она вышла из Пролеткульта, в ней были яркие индивидуальности — Владимир Кириллов (1890—1943), Михаил Герасимов (1889—1939), Василий Александровский (1897—1934), Василий Казни (1898—1981) и др. Но как нивелировала эти индивидуальности магия грандиозности, больших чисел и пространств, пресловутый «космизм»! Коллективная программа управляла ими — от выбора названий книг до выбора оттенков словесных красок: «Мы» и «Железный мессия» В. Кириллова с его призывами («Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля»), «Мускулы тяжести просят» (1918) В. Александровского. «Железные цветы» (1919), «Завод весенний» (1919) и «Железное цветенье» (1923) М. Герасимова. «Поэзия рабочего удара» (1918) А. Гастева (до 1920 г. было шесть переизданий этой книги о поющих машинах, о душе без лирики и эмоций). «Рабочий май» (1922) В. Казина... Такова топонимика этой поэзии... Перекричать пролетарских поэтов, превращавших Россию в космическое тело, в какую-то раскаленную «докрасна» комету, а реальный рабочий класс в огромного истукана с молотом, с булыжником, в гору мускулов, было почти невозможно.

Как жили многие русские писатели в первые месяцы и годы после Октября? Атмосферу тяжкой нужды, выживания, голода и холода, мелочной зависимости от управдома, коменданта, «прикрепляющего» человека к скудному пайковому снабжению, прекрасно передал петербургский поэт Вильгельм Зоргенфрей, друг А. А. Блока, в стихотворении «Над Невой»:

Гражданина окликает
Гражданин:
— Что сегодня, гражданин.
На обед?
Прикреплялись, гражданин.
Или нет?
— Я сегодня, гражданин,
 Плохо спал:
 Душу я на керосин
 Обменял.
(Сб. «Страстная неделя». 1920)

Однако страшнее бытовых невзгод была растущая несвобода. Она заставляла искать особой «тайной свободы» (А. Блок). В связи с закрытием оппозиционных изданий, натиском цензуры возникла особая форма выражения «тайной свободы» — так называемая «дневниковая» проза, «осколочное» бытописательство, собирание общих впечатлений по крупицам, осколкам, в форме мгновенного фотоснимка. «В ритме дней» (1918) — так назвал свою серию статей о революции П. Муратов. «Дни» В. В. Шульгина, «Окаянные дни» И. А. Бунина — эти установочные обозначения нового жанра миниатюр были весьма характерны.

В чем повествовательная особенность жанра «дневниковой» прозы, письма-послания, рассчитанного на активнейшее творческое, а не только жнтейско-бытовое восприятие?

Известный русский писатель Леонид Андреев, не принявший Октября, оказался «независимым» уже в Финляндии, на памятной всей русской культуре своей даче на Черной речке, в кабинете со статуей Медичи и картиной Н. К. Рериха.

На этом пепелище России, сидя в неуклюже-громоздкой вилле, он ощутил страшную серию утрат и создал в письме Н. К. Рериху маленький шедевр прозы исповедального стиля. В сущности это почтовая проза, способная стать основой цикла миниатюр, у нее есть недосказанность, сулящая возможность продолжения. Л. Н. Андреев создаст свой портрет на фоне разлома эпох:

«Все мои несчастья сводятся к одному — нет дома. Был прежде маленький дом и Финляндия, с которыми сжился. Наступит, бывало, осень, потемнеют ночи, и с радостью думаешь о тепле, свете, кабинете, сохраняющем следы десятилетней работы и мысли. Или из города с радостью бежишь домой — в тишину и «свое». Был и большой дом — Россия с ее могучей опорой, силой и простором. Был и самый просторный мой дом — искусство, творчество, куда уходила душа. И все пропало. Вместо маленького дома — холодная, обворованная дача с выбитыми стеклами, а кругом чужая и враждебная Финляндия. Нет России, нет и творчества. Так жутко мне без моего царства, и словно потерял я всякую защиту от мира. И некуда прятаться ни от осенних ночей, ни от печали, ни от болезни. Изгнанник трижды — из дома, из России и из творчества, я страшнее всего ощущаю для себя потерю последнего, испытываю тоску по беллетристике, подобную тоске по родине».

Не правда ли — это уже и не письмо? Скорее маленькое стихотворение в прозе, послание одного эмигранта другому, страничка дневника не для одного себя! И точно так же — в виде посланий или «олитературенных» житейских заметок, мимолетностей — построен и «Апокалипсис нашего времени» В. В. Розанова, посылаемый больным и почти умирающим публицистом из Сергиева Посада каждые две недели или раз в месяц. Куда он посылал его? В «Книжный угол» — маленький журнал, выходивший с перерывами в Петербурге. Откуда посылался «Апокалипсис»? Только ли из святого для России места, из Лавры, знавшей Сергия Радонежского, писал этот художник? Он писал как бы из какой-то собирательной точки общероссийской катастрофы, с тонущего корабля, из волн потопа, резко сгущая, концентрируя свои несчастья (как и Л. Н. Андреев). В. Розанов лишился, судя по отрывку «Божественной комедии», сразу и своего дома, и России, и родной истории:

«...С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русской Историею железный занавес.

— Представление окончилось.
Публика встала.
— Пора надевать шубы и возвращаться домой.
Оглянулись.
Но ни шуб, ни домов не оказалось».

«Окаянные дни» (1918—1920) И. А. Бунина по своему характеру принадлежат к интимной, даже «потаенной» литературе, как и опубликованные ныне дневники М. М. Пришвина 20-х гг. Авторы их прекрасно осознавали опасность не только публикации, но и написания их, потому они тщательно скрывали свои дневники. «Окаянные дни» — это история сопротивления души измельчанию, оподлению, угасанию духа. Иван Бунин, видя так называемое «углубление» революции в Москве. Петербурге, Одессе, Киеве, не просто негодует (как негодовал В. Г. Короленко в письмах Луначарскому против фактов смертной казни без суда).

Он мучительно ищет истоки этой всеобщей катастрофы, поражения культуры, следы «преступления русской литературы», всегда забывавшей напоминать народу, что и у него есть обязанности, есть ответственность за Россию. Проезжая через Россию и Украину в Одессу, еще свободную от большевиков, Бунин видит: 1) множество станций, залитых рвотой и нечистотами, оглашаемых дикими, надрывными, пьяными воплями с песнями, т. е. «музыкой революции»; 2) удиравших с фронта «скифов»...

Что такое «скифство» как особая историко-философская концепция, объединявшая А. Блока. А. Белого, Н. Клюева и отчасти Б. Пильняка в каком-то духовном братстве? Эту концепцию, очередной красивый миф о России, революции, народе, активно излагал, особенно в альманахе «Скифы», критик Р. Иванов-Разумник. Он предлагал такое книжное понимание народа: скифство, т. е. дух свободы, вольности, простора, исторические скифы жили от Инда и Ганга до Севера — это скрытая, непроявленная душа русского народа, крестьянства. Революция высвободила это начало, обновила, омолодила Русь: воля скифов заявила о себе, стало отчетливо видно, насколько «стара», ветха Европа перед мятежной Россией, перед Востоком. «Обнимет» скифская Россия ветхую Европу и хрустнет ее хребет в азиатских лапах. Р. Иванов-Разумник призывал приветствовать революцию как этот скифский вихрь, натиск, бурю, т. е. приветствовать некое фантастическое видение, лебединую песню идеализма.

Для Бунина — это все риторика, словесные ходули; поэтому он с повышенным вниманием выделяет ужасные, отрезвляющие подробности быта — плавающий в Днепре труп в черном костюме и привыкших ко всему людей, не замечающих его, расстрельные подвалы ЧК в Одессе, фигуры комиссаров с револьверами в руках, общую безжизненность, искусственность «революционного правопорядка».

Для Бунина и есенинская страна Инония, и все богоборчество поэта, все его шальные обещания новой опьяняющей религии, рая:

Языком вылижу на иконах я
Лики мучеников и святых.
Обещаю вам град Инонню,
Где живет божество живых! —

это верх слепоты, какого-то падения. В 1925 г. Бунин напишет знаменитую статью «Инония и Китеж» (увы, незадолго до гибели Есенина и через четыре года после смерти Блока).

В таких спорах, муках и борениях шло рождение многомерного, не однопланового образа России и революции. Не надо его упрощать. Хотя, безусловно, нет нужды во всем соглашаться с Буниным. Александр Блок, герой литературного процесса, с его поэмой «Двенадцать» и «Скифами» был вообще объектом множества несправедливых обвинений. Одни признавали правомерность появления Христа, абсолютно хрупкого, «нематериального» призрака («за вьюгой невидим), идущего во главе анархической команды («нежной поступью надвьюжной»).

Русская литература XX века. 11 кл. Учеб. для общеобразоват. учреждений. Л.А. Смирнова, О.Н. Михайлов, А.М. Турков и др.; Сост. Е.П. Пронина; Под ред. В.П. Журавлева - 8-е изд. - М.: Просвещение - АО «Московские учебники», 2003.
Отослано читателями из интернет-сайтов

_{Полный курс литературы, скачать бесплатно тесты, онлайн библиотека с книгами и учебниками по литературе, планы уроков литературы 11 класс}

Содержание урока
 конспект урока                       
 опорный каркас  
 презентация урока
 акселеративные методы 
 интерактивные технологии 

Практика
 задачи и упражнения 
 самопроверка
 практикумы, тренинги, кейсы, квесты
 домашние задания
 дискуссионные вопросы
 риторические вопросы от учеников
 
Иллюстрации
 аудио-, видеоклипы и мультимедиа 
 фотографии, картинки 
 графики, таблицы, схемы
 юмор, анекдоты, приколы, комиксы
 притчи, поговорки, кроссворды, цитаты

Дополнения
 рефераты
 статьи 
 фишки для любознательных 
 шпаргалки 
 учебники основные и дополнительные
 словарь терминов                          
 прочие 

Совершенствование учебников и уроков
 исправление ошибок в учебнике
 обновление фрагмента в учебнике 
 элементы новаторства на уроке 
 замена устаревших знаний новыми 
 
Только для учителей
 идеальные уроки 
 календарный план на год  
 методические рекомендации  
 программы
 обсуждения


Интегрированные уроки

Если у вас есть исправления или предложения к данному уроку, напишите нам.

Если вы хотите увидеть другие корректировки и пожелания к урокам, смотрите здесь - Образовательный форум.